Робинзоны космоса (с илл.) - Страница 6

К оглавлению

— А сами-то вы кто? — спросил Мишель.

— Луи Морьер, цеховой мастер с завода. А вы оба?

— Его зовут Мишель Соваж, а меня — Жан Бурна.

— Значит, вы родственник нашего звездочета? Отличный старик!

Так, разговаривая, мы приступили к разборке обвалившегося дома. К нам присоединились еще двое рабочих.

— Тише! — сказал вдруг Мишель. — Слышите?

Из-под груды развалин доносились слабые крики о помощи.

— Скажи-ка, Пьер, — обратился Луи к одному из рабочих, — кто тут жил?

— Мамаша Феррье с дочкой. Девочка была хорошенькая, лет шестнадцати. Погоди! Я как-то к ним заходил. Вот здесь была кухня. А они, должно быть, в комнате, вон там!

Он показал на угол, наполовину заваленный стеной. Мишель нагнулся и крикнул в расщелину:

— Держитесь! Идем к вам на помощь! — Все напряженно прислушались. Наконец девичий голос, полный муки, ответил:

— Скорее! Скорее…

Быстро, но осторожно мы начали рыть в обломках тоннель, то и дело натыкаясь на самые неожиданные предметы: веник, корзинку для рукоделия, радиоприемник. Прошло полчаса. Стоны внизу смолкли. Тогда мы пошли на риск, ускорили работу и успели вовремя извлечь из-под развалин Розу Феррье. Мать ее была мертва.

Об этом эпизоде спасательных работ я рассказываю подробно лишь потому, что позднее Роза, сама того не желая, сыграла роль Елены Троянской и послужила причиной первой войны на Теллусе.

Мы отнесли ее в лазарет и сели перекусить, потому что все умирали от голода. Голубое солнце стояло в зените, а на моих часах было только семь часов семнадцать минут. Взошло оно около двенадцати ночи. Значит, голубой день длился примерно четырнадцать часов тридцать минут.

Всю вторую половину дня мы работали не покладая рук. Вечером, когда голубое солнце закатилось за горизонт, а на востоке поднялось маленькое красное солнце, под развалинами не осталось ни одного раненого. Всего их оказалось восемьдесят один. Двадцать один человек погиб.

Вокруг колодца, теперь иссякшего, раскинулся пестрый табор. Люди, лишенные крова, укрывались под одеялами, растянутыми на шестах. Одну такую палатку Луи соорудил для рабочих своей спасательной команды. Мы сели перед нею и поужинали холодным мясом с хлебом, запивая еду красным вином, — в жизни я не пил ничего вкуснее! Потом я дошел до перевязочной, надеясь увидеться с Мартиной, но она уже спала. Массакр был доволен: опасных случаев оказалось немного. Сюда-же по его указанию перенесли на носилках Бреффора и моего брата. Оба чувствовали себя гораздо лучше.

— Извините меня, — сказал хирург, — я просто валюсь от усталости, а завтра у меня довольно сложная операция, особенно в этих условиях.

Я вернулся к своей палатке, улегся на толстый слой соломы и мгновенно уснул.

Разбудил меня шум мотора. Была еще «ночь», то есть тот самый пурпурный сумрак, который теперь называют «красной ночью». Автомобиль остановился за разрушенным домом. Я обошел руины и увидел своего дядю: он приехал вместе с Вандалем узнать, как идут дела.

— Что нового? — спросил я.

— Ничего. Электричества нет, купол обсерватории неподвижен. Я был на заводе. Этранж говорит, что тока не будет еще долго: плотина осталась на Земле. Кстати, могу сказать, что эта планета делает один оборот вокруг собственной оси за двадцать девять часов и что ось ее совсем немного наклонена по отношению к плоскости орбиты.

— Откуда ты это знаешь?

— Очень просто. Голубой день длился четырнадцать часов тридцать минут. Красное солнце дошло до зенита за семь часов пятнадцать минут. Значит, сутки продолжаются двадцать девять часов. Далее: день и «ночь» равны, а мы, по всей видимости, находимся далеко от экватора, скорее всего на сорок пятом градусе северной широты. Отсюда вывод: ось планеты имеет весьма незначительный наклон, разумеется, если только мы не попали в период равноденствия. Красное солнце находится за пределами нашей орбиты и, по-видимому, так же, как мы, вращается вокруг голубого солнца. Мы перенеслись сюда в тот момент, когда оба солнца противостоят планете. Позднее следует ожидать дней, когда нам будут светить сразу два солнца, а иногда не будет ни одного. Наступят черные дни или, вернее, лунные.

— Лунные? Разве здесь есть луна?

— Взгляни сам!

Я поднял глаза. В розовом небе бледно сияли две луны: одна примерно такая же, как у нас на Земле, другая значительно больше.

— Только что их было три, — продолжал дядя. — Самая маленькая луна уже зашла.

— Сколько же продлится эта «ночь»?

— Около часа. На завод заходили крестьяне с окрестных ферм. Там жертв немного. Но зато дальше…

— Надо съездить туда, посмотреть самим, — перебил я. — Я возьму твою машину, и мы отправимся с Мишелем и Морьером. Надо же узнать, какова наша территория!

— Тогда я поеду с вами.

— Нет, дядюшка, у тебя вывихнута нога. Мы можем застрять, и придется идти пешком. Сейчас мы совершим совсем короткий рейд. А позднее…

— Хорошо. Тогда помоги мне выйти и доведи меня до вашего госпиталя. Вы идете со мной, Вандаль?

— Мне бы хотелось отправиться в эту разведку, — ответил биолог. — Я думаю, что участок земной поверхности невелик и мы сможем его объехать полностью, не правда ли?

— Да, если только дороги будут проезжими, — согласился я. — Что же, поедемте с нами. Может быть, мы встретим что-нибудь новенькое по вашей части. Да и поездка будет нелегкой, ваш опыт путешественника пригодится.

Я разбудил Мишеля и Луи.

— Ладно, поедем, — сказал Морьер. — Только сначала я хочу поговорить с вашим дядей. Послушайте, мсье Бурна, — обратился он к астроному, — пока мы ездим, займитесь, пожалуйста, учетом. Надо подсчитать жителей, запасы продовольствия, оружия, инструментов и прочего. После смерти мэра вы здесь самый уважаемый человек. Вы в хороших отношениях и с кюре, и с учителем. Единственно, кто вас, пожалуй, недолюбливает, — это трактирщик Жюль, потому что вы никогда к нему не заходите. Но я им займусь, он у меня будет шелковый. Разумеется, закончить вы не успеете, мы вернемся гораздо раньше.